ЧАСТЬ ПЕРВАЯ / АНОХИН П.К.

ИСТОРИЯ, ТЕОРИЯ, СИСТЕМАТИКА ПОГРАНИЧНЫХ СОСТОЯНИЙ

АНОХИН П.К.

ОПЫТ ФИЗИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ГЕНЕЗА НЕВРОТИЧЕСКИХ СОСТОЯНИЙ

Неврозы/ Труды конференции, посвященной проблеме неврозов, 6–9 июня 1955 г., Ленинград.- Петрозаводск, 1956.- С. 32–38.

Проблема неврозов настолько широка, настолько необъятна по количеству нозологических форм, которые все больше и больше входят в эту проблему, что я, как физиолог, конечно, не могу позволить себе касаться клинической стороны и той области, которая является компетенцией невропатолога, психиатра, клинициста. Я хочу поделиться теми результатами наших исследований, которые нас привели к некоторым выводам, полезным для решения общей проблемы неврозов.

Я думаю, не подлежит сомнению, что классическая формула И.П. Павлова получения невротического срыва в результате борьбы возбуждения и торможения остается в силе и является исчерпывающей и на сегодняшний день.

Однако, если взять высказывание самого И.П. Павлова о соотношении возбуждения и торможения, то всем известно, что он считал это соотношение «проклятым вопросом», ищущим своего разрешения. Это высказывание в последний год его жизни лишний раз подчеркивает смелость великого естествоиспытателя, который не боялся сказать, что в соотношении возбуждения и торможения, в этом «проклятом вопросе» мы не дошли до глубины понимания, не исчерпали всех возможностей.

С этой точки зрения следует, что вопрос о том, что такое невротический срыв, что такое экспериментальный невроз как результат сшибки возбуждения и торможения, находится в прямой зависимости от того, как мы будем смотреть на процесс торможения, на механизм самого торможения как одного из участников этой борьбы, как одну из сторон, находящуюся в конфликте при сшибке возбуждения и торможения.

Экспериментальные работы по вопросу коркового торможения, проведенные нами на протяжении 25 лет, привели нас к окончательному выводу, что торможение — внутреннее торможение, корковое торможение — всегда является следствием столкновения двух целостных нервных деятельностей. Торможение появляется как обязательный результат встречи двух систем возбуждения — того возбуждения, которое тормозится в данный момент, которое мы учитываем и рассматриваем по соответствующим индикаторам, и того возбуждения или той системы возбуждения, которая оказывается на данный момент более сильной и затормаживает прежнюю текущую положительную реакцию.

Такая идея, конечно, не нова, она пронизывает всю физиологию центральной нервной системы, которую построили наши ученые корифеи И.М. Сеченов, Н.Е. Введенский. Да и сам И.П. Павлов во многом склонялся к этой мысли и во многих своих оценках конфликтных состояний, сшибки возбуждения и торможения высказывал эту точку зрения.

Приведу два его высказывания (можно было бы привести ряд таких высказываний), чтобы показать, как смотрел И.П. Павлов на этот конфликт возбуждения и торможения.

«Меня, например, занимает какой-нибудь раздражительный процесс, но обстоятельства повелительно требуют затормозить его. Мне делается неприятно, трудно».

Следующее высказывание:

«Меня кто-нибудь оскорбил, но я по какой-либо причине не мог ответить словом, а тем более действием. Таким образом я переживаю конфликт возбуждения и торможения».

Если внимательно физиологически проанализировать эти слова И.П. Павлова, то, по сути дела, в них мы усмотрим неизменную борьбу, встречу двух систем возбуждения, одна из которых оказывается сильнее.

В самом деле, что такое «меня занимает раздражительный процесс»? Это значит, что моя нервная система на данный момент занимается какой-то системой возбуждения, какой-то деятельностью.

«Обстоятельства повелительно требуют». Что такое обстоятельство (в широком смысле этого слова) для человека? Оно представляет собой комбинацию факторов, лежащих в мозгу, прежде всего определенную систему, очень разветвленную систему возбуждения, которая большей частью является социально-побудительным мотивом. Это другая борющаяся сторона. Соотношение этих двух систем возбуждения и заканчивается, в конце концов, торможением одной из них, наиболее слабой.

В наших экспериментах мы не раз показали, что внутреннее торможение, например, при обыкновенном угашении получается в результате того, что пищевая реакция, пищевое возбуждение устраняется более сильной отрицательной реакцией животного, что неоднократно в лаборатории И.П. Павлова замечалось и по разному описывалось: собака визжит, скулит и т.д. Вот эта отрицательная реакция, как целостное проявление и организма, и центральной нервной системы, появившаяся в ответ на неподкрепляемый условный раздражитель, и является той второй сигнальной системой возбуждения, второй борющейся стороной, которая подавляет пищевую реакцию.

Следовательно, внутреннее торможение в данном случае является следствием развивающейся, усиливающейся второй, отрицательной реакции, которая и тормозит пищевую реакцию.

Это можно очень хорошо продемонстрировать, изучая дыхательную реакцию и кровяное давление, как компоненты условной реакции. Тогда можно видеть: как только вы не подкрепляете безусловный раздражитель, так сейчас же возникает дыхательная реакция, характерная для отрицательного состояния. Целая цепь и комплекс внешних компонентов этой отрицательной реакции убеждает в ее большой силе, и это есть прямое подтверждение того, что она тормозит на данный момент пищевую реакцию.

Таким образом, конфликтное состояние, вновь нарождающееся от неподкрепления отрицательной реакции с наличной пищевой, и есть источник возникновения торможения пищевой реакции.

Я не буду подробно разъяснять эту точку зрения, которая мною недавно была развита на сессии Академии медицинских наук.

Она дает нам возможность поставить вопрос об экспериментальном неврозе, о невротическом срыве, исходя из соответствующих изменений и дополнений формулы борьбы возбуждения и торможения. Но не каждый конфликт и не каждая встреча двух систем возбуждения ведет к неврозу. Нужны какие-то особенные условия, при которых встреча или конфликт двух сильных побуждений приводят к невротическому срыву. Выявлением этих условий занималась как наша лаборатория, так и лаборатории К.М. Быкова, Л.А. Орбели, А.Г. Иванова-Смоленского и всех тех, которые вели физиологические исследования по вопросу соотношения возбуждения и торможения.

Эти условия я постараюсь кратко физиологически охарактеризовать.

Первое условие. Необходимо усиление встречающихся возбуждений со стороны подкоркового эмоционального аппарата. Я не боюсь здесь говорить о том, что подкорковый аппарат может усиливать корковую деятельность, может потенцировать эти встречающиеся возбуждения, которые выступают в конфликте на уровне коры головного мозга, ибо это, как известно, было основной точкой зрения И.П. Павлова на роль подкорковых аппаратов в корковой деятельности. Недаром он называл подкорку «слепой силой» и часто говорил, что эмоции дают главную силу корковой деятельности. Этим, в данной гениальной формулировке, он на много лет опередил современные исследования, которые структурно уже показывают, по каким путям гипоталамус оказывает постоянное потенцирующее, усиливающее действие на кору больших полушарий.

Известно, что область гипоталамуса через ретикулярную субстанцию таламуса, через одно из его ядер оказывает постоянное влияние на корковую область через area limbica, усиливающее и приводящее к парабиотическому состоянию корковые клетки.

Так, например, если мы дадим ноцицептивный раздражитель, температурный раздражитель в 50° на конечность кролика и будем учитывать электрические явления в коре больших полушарий, то они будут отличны от того, что наблюдается при раздражителе в 60°. Это происходит потому, что при последнем возбуждение, исходящее из гипоталамической области, приводит к прекращению корковой деятельности (по крайней мере, электрической деятельности). Все пункты коры одновременно прекращают свою деятельность, ибо в кору попало диффузное чрезмерное усиление, которое привело корковую деятельность к парабиотическому состоянию.

Я приведу результаты конкретных экспериментов, которые были недавно проделаны в нашей лаборатории. Много имеется данных и в наших и в зарубежных лабораториях по вопросу о том, что раздражение гипоталамуса, некоторых его ядер может усиливать текущую наличную реакцию.

Так, недавно венгерский ученый Лишат на съезде физиологов представил данные, из которых видно, что раздражение определенных пунктов гипоталямуса может усиливать ту наличную деятельность, которая вызвана условным раздражителем в данный момент в коре больших полушарий.

Таким образом, этот момент постоянного усиливающего и активизирующего действия со стороны эмоционального аппарата, подкоркового аппарата является обязательным условием для развития невроза при встрече и конфликте двух возбуждений.

Я должен попутно заметить, что совершенно, на мой взгляд, незаслуженно физиология эмоций у нас не развивается и ею не занимаются в наших физиологических лабораториях. Это происходит от того, что под эмоциями мыслится что-то обязательно субъективное, и поэтому, как чему-то субъективному, им не уделяется внимание.

Эмоциональное выражение, эмотивный фонд, как говорил И.П. Павлов, — это физиологический субстрат, имеющий свою архитектуру, свои особенности, играющий огромную роль в клинической практике, поэтому, конечно, отвести его в сторону целиком, мне кажется, было бы неправильно.

Второе условие, которое играет большую роль в появлении невротического состояния — это взаимно-индуцирующая, поднимающая активность деятельности двух данных встречных систем возбуждения, которые в данный момент между собой конкурируют за право формирования рабочей периферии.

Дело в том, что при такой встречной задержке двух возбуждений происходит очень сильное активирование и того возбуждения, которое задерживает, и того возбуждения, которое задерживается. Это взаимное обогащение и усиление двух возбуждений, как мне кажется, является одним из условий последующего перенапряжения нервных процессов и организации появления так называемых застойных возбуждений, застойных торможений.

Я приведу клинический эксперимент из наших опытов с угашением условных рефлексов, из которого можно видеть, что, действительно, в момент нарастания торможения пищевое возбуждение, которое должно быть заторможено, оказывается повышенным, и это повышение пищевого, тормозного в данный момент возбуждения приводит к взрывчатым процессам — то положительным, то отрицательным, с большим количеством секреций. Это является фактом, давно известным в лаборатории И.П. Павлова. Он отмечается многими исследователями, в частности П.С. Купаловым, и в системе борьбы двух возбуждений, двух деятельностей этот момент взаимного индуцирования и взаимного усиления приобретает большое значение, ибо, будучи длительным, он неизбежно приводит к приспособлению определенных нервных элементов.

Это взаимное давление друг на друга двух систем возбуждения является в неврологии, насколько я осведомлен в ней как физиолог, довольно частым явлением, ибо всякая попытка что-то задержать одновременно с этим усиливает и те процессы, которые подлежат задержанию.

Не могу не привести замечательное выражение Паскаля. «Человек, — он сказал, — не животное и не ангел, но он становится животным, как только захочет быть ангелом». Это, в сущности, есть не что иное, как очень тонкое наблюдение внутренней борьбы двух побуждений, из которых каждое усиливает друг друга.

Если это взаимное усиление длительно, если сопоставление двух конфликтирующих систем возбуждения оказывается длительным, мы неизбежно приходим к тому, что И.П. Павлов назвал перенапряжением нервных процессов, и к образованию того или иного застойного процесса — застойного возбуждения или застойного торможения.

Третий факт, который, как мне кажется, имеет немаловажное значение в организации невротического состояния и в особенности при так называемых вегетативных неврозах, это неравноценность отдельных компонентов эмоциональной реакции и вообще любой реакции, которая развивается в ответ на условный раздражитель. Неравноценность выступает в отношении коркового контроля, коркового тормозящего действия. Отдельные компоненты подчиняются легко торможению, другие компоненты этому торможению не подчиняются, и учет вегетативных и соматических компонентов одновременно показывает, что при всякой задержке соматического вегетативные компоненты приходят в еще большее возбуждение.

Таким образом, общее возбуждение, общий эмоциональный разряд находит как бы выход преимущественно в этих вегетативных компонентах. Данное обстоятельство в значительной степени, на мой взгляд, определяет тот факт, что при длительных отрицательных эмоциях, как говорил Г.Ф. Ланг, происходит постепенное потенцирование, усиление какого-то преимущественно вегетативного пути, который делается перевозбужденным, и появляется или гипертензивное состояние в отношении сосудов, или спастическое состояние в отношении кишечника, или дерматозы и т.д.; характер последних зависит от истории развития данного организма, но механизм состоит именно в этом.

Я хотел бы в связи с этим сказать, что выражение «задержанные эмоции», которое довольно широко употребляется в клинике, в особенности терапевтами, физиологически не является обоснованным. Эмоция, эмоциональный разряд, если он возник, задержать невозможно. Можно задержать те его компоненты, которые подчиняются корковому контролю, но этот разряд обязательно разрешится, включая самые периферические аппараты.

Таким образом, неодинаковая подчиненность эмоциональных реакций корковому контролю и возникающее вследствие этого усиление вегетативных компонентов представляет собой одну из сторон развития застойных невротических состояний.

И, наконец, последний признак, который и завершает, с моей точки зрения, генез невротических состояний. Все конфликтные состояния при выработке торможения, при задержке различного рода реакций, которые нежелательны человеку, в частности, мимической реакции, в задержке которой человек тренируется всю свою жизнь, — все эти реакции, отражаясь на вегетативных показателях, способствуют усилению именно невротической реакции человека в целом, если только эти торможения, задержки, депрессия выражения эмоций являются длительными, постоянными, настойчивыми и если эмоции имеют отрицательный характер.

Здесь мы подходим к последнему моменту: на основе чего создается это конечное перевозбуждение, которое делается уже застойным перевозбуждением и переходит в длительное невротическое состояние?

Я позволю себе сослаться на ряд экспериментов, которые проделали мои сотрудники в последние годы, в особенности на работы Н.И. Шумилиной со следовыми оборонительными рефлексами.

Следовой оборонительный условный раздражитель для животного оказывается наиболее трудным в отношении его вегетатики и его поведения. Если на 30 секунд, на 1 минуту отставлено подкрепление электрическим током после условного сигнала, то эти 30 секунд являются для вегетатики животного полным потрясением. А если мы даем часто этот условный раздражитель, если мы работаем с животным только на таком следовом оборонительном подкреплении, мы получаем, в конце концов, типичный невротический срыв, который характеризуется одышкой, усиленным дыханием, иногда визгом и целым рядом признаков отрицательного состояния.

Интересно, что подобное состояние довольно хорошо снимается аминазином. Я хочу сказать об этом потому, что, как мне известно, психиатрическая практика последнего времени, употребляя аминазин, снимает и разрешает именно эти ажитированные эмоции, насыщенные переживания, разрешает некоторые неврозы и психопатические состояния, которые характеризуются данными актированными состояниями. По моим сведениям, в клинике А.В. Снежневского и в клинике Е.А. Попова такие факты получены совершенно отчетливо. Некоторые психозы, которые годами не были излечены, при даче аминазина устраняются, а высшая нервная деятельность приобретает спокойный характер.

Интересно, что у животных, которых мы делали полными невротиками в опытах со следовыми оборонительными рефлексами, аминазин восстанавливает полностью их благосостояние, они делаются совершенно спокойными и реагируют на условный раздражитель без одышки, без усиленных дыхательных движений, которые появляются, как правило, при этих следовых оборонительных реакциях.

Таким образом, последний этап в развитии невротического состояния вслед за всеми механизмами, которые я в общих чертах здесь охарактеризовал, — это зафиксированное, застойное состояние возбуждения, которое является уже отзывчивым на всякого рода раздражения в данной обстановке, в которой находится животное.

Я сравниваю с этим (до некоторой степени) произведшее на меня сильное впечатление во время войны состояние с каузалгическим синдромом. Это, конечно, отдаленная аналогия, но по физиологическому механизму, мне кажется, здесь есть нечто общее. Известно, что к каузалгическому синдрому прилипают все условные поводы, все внешние раздражители, и часто достаточно только отдаленно напомнить о чем-то этому больному, как у него начинается каузалгический кризис.

Я думаю, что и в невротическом состоянии мы имеем перевозбуждение в тех системах, которые долгое время находились в этом конфликтном, взаимно усиливающем друг друга состоянии, и, в конце концов, организуется нечто вроде хронического застойного высоко повышенного возбуждения.

В настоящее время даже можно высказать обоснованное, как мне кажется, предположение в отношении того, что происходит и как происходит это фиксирование высокой степени возбудимости. Большинство экспериментов в области таламуса, именно ретикулярной субстанции таламуса и стволовой ретикулярной субстанции, убеждают в том, что эта субстанция чрезвычайно инертна в своем свойстве возбудимости. Достаточно ее некоторое время возбуждать электрическим током, как кора головного мозга оказывается на длительные сроки в таком же электрически возмущенном состоянии, т.е. в состоянии повышенной возбудимости и некоторой дезорганизации.

В последнее время появились эксперименты, которые дают возможность говорить о том, что эти постоянно возбудимые субстанции в значительной степени определяют и тонус в бодрствующем состоянии. Можно привлечь данные, полученные с электрораздражением в эксперименте, для объяснения длительных, застойных возбужденных состояний, которые повышают возбудимость коры головного мозга до такой степени, что любые внешние раздражения формируют и поддерживают невротическое состояние.

Я далек от мысли, что в этих четырех пунктах нарисовал все исчерпывающие черты, скажем, генеза невротических состояний, но, мне кажется, что физиология настоящего времени, в особенности вооруженная учением о высшей нервной деятельности, дает нам основание посмотреть на развитие невротического состояния с точки зрения этих структурно-физиологических соотношений, и здесь подкорка играет не последнюю роль.

Если кора головного мозга является формирующим, архитектурно определяющим фактором, то подкорка усиливает, потенцируя и фиксируя, возбудительный процесс, делает невротическое состояние длительным, делает его патологическим состоянием.

Я позволил себе нарисовать, с моей точки зрения, близкий к тому, что имеется в действительности, процесс развития невротических состояний. Широкое объединение физиологической и неврологической мысли в нашей отечественной науке является взаимно оплодотворяющим и должно получить свое дальнейшее развитие.

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®