РЕАКТИВНЫЕ ПСИХОЗЫ В УСЛОВИЯХ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ / БРУХАНСКИЙ Н.П., ЖУКОВ В.П.

БРУХАНСКИЙ Н.П., ЖУКОВ В.П.

Труды психиатрической клиники (Гедеоновка).- Вып. 1.- Смоленск: СГУ, 1930.- С. 58–73.

Реактивные психотические симптомокомплексы являются одной из наиболее актуальных и интересных тем современной психиатрии. Здесь мы не будем останавливаться на истории вопроса, укажем только на наиболее значительные работы послевоенного периода Кречмера, Бирнбаума, Бруханского, Краснушкина, Введенского, статьи в сборнике под редакцией Бонхеффера и др.

Истоки реактивных психотических образований, как это и следует из самого названия, лежат в той ситуации, в тех социальных условиях, которые почему-либо становятся настолько неблагоприятными для данного субъекта, что его целесообразно-сознательные механизмы оказываются несостоятельными.

В условиях переживаемой нами классовой борьбы, участниками и свидетелями которой являемся мы, в деревне, исторически необходимой, выдвинутой самой жизнью, всем ходом социалистического строительства, основной задачей является сплошная коллективизация и на ее основе ликвидация кулачества, как класса.

Конечно, ломка старого и на ее основе созидание более совершенного нового для ряда лиц, правда, весьма малочисленного, исчисляемого единицами, оказалась тем пробным краеугольным камнем, о который разбилась их нервно-психическая сопротивляемость.

К рассмотрению этих психотических сдвигов сейчас мы и переходим. Под нашим наблюдением состояло 20 человек¹. Среди них мужчин — 10, женщин — 10. По возрасту от 20–25 лет: м. — 1, ж. — нет; от 25–30 лет: м. — 1, ж. — 1; от 30–40 лет: м. — 3, ж. — 5; от 40–50 лет: м. — 3, ж. — 1; 50–60 л: м. — 2, ж. — 3. По формам заболевания: реактивный психотический симптомокомплекс — 5 сл.; реактивный психотический симптомокомплекс на фоне уже имеющейся недостаточно сти нервно-психической сферы (пресениум, бывшие раньше психогенные вспышки, присоединившийся грипп и т.п.), — 8 сл.; провоцированные реакции у 3-х шизофреников и у 4-х с предстарческим психозом.

Наблюдение I. М-ва С.П. 30 лет, крестьянка, поступила 16/IV — 1930 г. Сидит спокойно, иногда устало склоняет голову на бок и закрывает глаза. Выражение лица растерянное. На вопросы отвечает «не знаю»; при повторных настойчивых вопросах дает правильные ответы. Ориентировка частично расстроена: больная не знает дня и месяца, не знает, куда она приехала, но говорит «сейчас лето» и знает, что разговаривает с врачом и выражает желание полечиться. У нее «все болит, поясница и грудь»; «рассудок не в порядке, лезет в голову что зря, в глазах темно делается». Как она заболела, что с нею в последнее время было — не помнит.

Больная среднего роста, астенического телосложения. Питание понижено. Левая граница сердца на полтора ст. за левую срединно-ключичную линию, правая в норме. Пульс 80 в 1 мин. Тоны сердца чистые, акцент на II тоне. По словам больной, у нее и раньше бывала одышка, и по вечерам отекали ноги. В легких выдох на обеих верхушках и укорочение перкуторного звука. Зрачки правильной формы, равномерны, реакция на свет живая, сухожильные рефлексы несколько повышены, положительный хвостек, синюшность кистей рук и голеней.

До 2/V больная находилась в том же состоянии, что и при поступлении: она малоподвижна, вяла, большею частью сидит где-нибудь в углу, в стороне от других, интереса к окружающему не проявляет, растерянно озирается по сторонам, прислушивается к чему-то. На все вопросы отвечает: «не знаю». С 2-го по 5-го мая больная быстро меняется, становится живее, доступнее, спрашивает у персонала, где она находится и что с нею было, говорит: «Только теперь очнулась, а раньше было что-то нехорошо, не помню, что со мною было». Просит выписать ее домой, но не настаивает, спокойно соглашается побыть еще некоторое время. Охотно отвечает на вопросы. Знает, что находится в больнице, но не знает, в какой, не знает дня, месяца. Жалуется на боли в ногах и какое-то неприятное ощущение в носу, как будто она «задыхается», хотя дыхание через нос свободное, на то, что ее слова «в ушах огукаются», т.е., что она слышит, как слова, которые она говорит, громко повторяются в ушах. Тиха, мало подвижна, послушна, приветлива. Мимика и жесты адекватные. Спит и ест хорошо.

В дальнейшем состояние ее постепенно все улучшается. Она вполне доступна, приветлива; рассудительна, критически относится к своему заболеванию и помещению в больницу. Но на этом фоне изредка внутренне неспокойное самочувствие, она винит себя в том, что из-за ее протестов против вступления в колхоз могут пострадать ее родственники, что у нее «все-таки отберут» и т.п.

Запас общих сведений достаточен, формальные способности выше среднего.

18/V выписана, в общем, в хорошем состоянии, хотя тенденции к некоторой тревожности и опасениям, несмотря на их значительное побледнение, все-таки имеются.

За три месяца до поступления в больницу у нее с мужем были продолжительные споры по поводу вступления в колхоз. Муж больной, рабочий завода, настаивал на необходимости вступления в колхоз, убеждал больную, читал ей книжки о коллективизации, но больная категорически отказывалась. Хозяйство больной и ее мужа средняцкое, они — хуторяне, земля рядом с домом, и больной не хотелось отказываться от самостоятельного хозяйствования. Кроме того, родные и особенно свекровь больной предупреждали ее, что в колхозе будет плохо, говорили, что жизнь в коллективе будет такая же, как раньше была при барщине. Больная, по ее словам, боялась вступать в колхоз, «хотела обождать годок, посмотреть, как люди живут в колхозах». Муж больной записал хозяйство в колхоз, но больная стояла на своем и говорила мужу: «Ты хочешь — иди, а я в колхоз не пойду». По ее настоянию муж вскоре вышел из колхоза, но это, однако, не успокоило больную. Она продолжала волноваться, подолгу разговаривала сама с собою, речь ее часто была непонятного содержания. Она постепенно стала чуждаться людей, сделалась малодоступной. Иногда надолго уходила из дому, плохо спала и плохо ела. Иногда ночью была возбуждена, вставала, набрасывалась на окружающих с бранью, в чем-то их обвиняя. Запрещала работать. Вылила однажды на себя 6 ведер холодной воды. Говорила, что ей подбрасывают чужие вещи, чтобы посадить ее в тюрьму. Ей казалось, что кто-то приходит ночью, чтобы украсть жеребенка. Очень похудела. По дороге в больницу она сопротивлялась, кричала, что она боится, что ее «хотят насильно в коллектив загнать».

В наследственности больной ничего особенного; в роду душевных, нервных болезней, алкоголизма не было.

Родилась больная в крестьянской семье хорошего достатка, вскармливалась грудью матери, ходить и говорить начала в срок, росла слабым ребенком, очень много плакала. Детских болезней не помнит. Не училась, осталась неграмотной. Работать по крестьянству начала с 10 лет. Menses появились только в первый год замужества, замуж же она вышла 18 лет. У больной было 4 беременности, закончившиеся срочными родами. Все они протекали довольно тяжело: в конце беременности бывала сильная одышка, слабость. Одна дочка больной умерла 11/2 лет, 3 детей живы, здоровы. Из инфекционных болезней перенесла «испанку» в 1922 году и тиф в первый год замужества. Во время тифа сильно бредила, была беспокойной, «лезла куда зря, вылезала в окошко». По характеру всегда была впечатлительной, чувствительной, обидчивой, но не злопамятной, уживчивой, с мужем и родными раньше не ссорилась, но при сравнительно незначительных волнениях всегда плакала; домовитая, хозяйственная, расчетливая женщина.

Д: реактивный психотический симптомокомплекс.

Наблюдение II. П-ва Е.А. 42лет, крестьянка. Поступила в клиническое отделение 22/IV — 30 года.

Сидит спокойно на скамейке, спонтанно, бессвязно говорит, размахивает руками. Выражение лица растерянное. На вопросы отвечает бессвязно: «Микроскоп пронзит их, и ванька-встанька знал; это будет для всей жизни во веки веков; вот теперь, что хотите, то делайте; растворится вся земля». Не сопротивляясь, дает себя увести.

В отделении — ходит по коридору, растерянно озирается по сторонам, временами начинает кричать и рвать на себе волосы, говоря: «Отдайте моему мужу мои волосы, чтобы он помнил, за что я страдаю». При обращении к ней взглядывает на собеседника, но отвечает не на вопрос; при настойчивом опросе удается получить ответ, что ее «разгромили». Заснула только под утро. На утро спрашивает, где она находится. Она не знает, как она сюда попала и зачем. Обращаясь к окружающим, принимает их за своих знакомых односельчан. Ест хорошо. К вечеру следующего дня возрастает речевое и двигательное возбуждение. Больная быстро громко бессвязно говорит или кричит, бегает, бьется о стену, о койку, обнимает и стремится целовать персонал. Не спит. На третий день речевое и двигательное возбуждение возрастает еще больше, больная совершенно спутана, вовсе не реагирует на обращения к ней, резко сопротивляется при ее удерживании, дерется; агрессивна, нападает на персонал, старается схватить за горло. Все время бессвязно говорит и кричит. Совершенно не спит, несмотря на применение снотворных, ванн и влажных обертываний. Больная совершенно недоступна, отказывается от пищи, не удается накормить ее и насильно. К вечеру шестого дня возбуждение несколько спадает, больная спонтанно бессвязно говорит, размахивает руками, прыгает, но остается в пределах постели. Временами молчит, сидит на постели с вытянутыми ногами и руками, сжатыми в кулаки и как бы держащими что-то, что она дергает; причмокивает губами. Получается впечатление, что больная репродуцирует ситуацию быстрой езды на телеге. На вопросы теперь реагирует взглядыванием и бессвязными ответами. Послушно принимает лекарство, но упорно отказывается от пищи, говоря, что у нее «глотка не прочищена, ничего не проходит». После кормления через зонд и последующего влажного обертывания наступает значительное успокоение, больная спокойно спит. По пробуждении заметна лишь некоторая суетливость; но она послушно подчиняется удерживанию в постели, сидит спокойно в ванне. В течение седьмого и восьмого дня больная становится все спокойнее и доступнее, хорошо ест и спит. Охотно, правильно отвечает на вопросы, сообщает сведения о себе, расспрашивает персонал, где она и как она сюда попала, при разговоре с ней обнаруживает точную ориентировку в месте и времени. Через несколько дней больной разрешен свободный выход. Она корректна, вежлива, приветлива, вполне доступна и рассудительна. Уровень развития довольно высокий, запас знаний достаточный. 15-го мая выписана выздоровевшей.

7-го апреля 1930 года в дом больной в отсутствии ее мужа пришли представители местных организаций и заявили, что хозяйство подлежит раскулачиванию и что нужно взять в пользу коллектива сельхозмашины и орудия. Больная сильно взволновалась вступила в пререкания с пришедшими, оказала сопротивление, при чем получила ушиб живота о железную борону (больная была беременна на втором месяце). На утро у нее появилось кровотечение, и она обратилась к местному врачу. Была направлена в больницу Красного креста в Смоленске, где ей сделали аборт; пролежала 4 дня, выписана в хорошем состоянии с нормальной температурой. Через два дня по возвращении домой больная стала сильно волноваться по поводу произведенного отчуждения имущества, поехала в город Починок, там много хлопотала и получила бумагу с предложением пересмотреть вопрос об ее раскулачивании. Однако, несмотря на это, больная стала волноваться еще больше, плакала, жаловалась, что у нее «голова, грудь и сердце горят и болят», высказывала опасение, что «их выгонят и заберут все их имущество». Затем начала говорить непонятно для окружающих, выбегала на улицу, пела, плясала. Приходилось ее удерживать. Ела очень плохо, не спала 4 ночи подряд до поступления в больницу. Во время дороги старалась взять вожжи в руки, править самой и погонять лошадей, чтобы они быстрее бежали.

Со стороны наследственности больной можно отметить следующее: один ее брат, умерший 18-ти лет от «испанки», был слабоумен, другой был душевно-больной и умер 20-ти лет в Смоленской психиатрической больнице. Отец больной умер 60 лет от неизвестной причины, сильно пил. Мать умерла 85 лет, при жизни была здорова, по характеру спокойная, но очень обидчивая. У матери было 14 беременностей, из которых в разное время было три самопроизвольных выкидыша на втором месяце и одиннадцать нормальных родов; 5 человек умерло в детском возрасте, одна дочка утонула, четверо братьев и сестер больной живы и здоровы.

Больная родилась в срок 5-й по счету, вскармливалась грудью матери, ходить и говорить начала одиннадцати месяцев, росла крепким, здоровым ребенком, детских болезней не помнит. По характеру была живая, бойкая, настойчивая, но рассудительная. Учиться начала с 9-ти лет, училась плохо, оставалась два раза на второй год. Окончила сельскую школу 14 лет и стала помогать матери по хозяйству, а также нанималась портнихой к односельчанам. Менструации с 18-ти лет, установились сразу. Замуж вышла 26 лет по собственному выбору, с мужем жили дружно. Больная была хозяйственна, заботлива, очень бережлива; по характеру раздражительная, вспыльчивая, но легко отходчивая, большею частью спокойная и рассудительная. У больной было 6 беременностей, закончившихся срочными родами. Трое умерло в детском возрасте, трое живы, здоровы; у одного сына 9-ти лет enuresis nocturna. Инфекционными болезнями не болел. Хозяйство больной крепкое, зажиточное. По словам мужа, вопрос о причислении их к кулакам пока еще неразрешен.

Д: реактивно-психотический симптомокомплекс.

Наблюдение III. А-на Е.В., 36 лет, крестьянка, грамотная, доставлена мужем 28/III — 30 г.

Выражение лица тревожное, растерянное. Все время озирается по сторонам, но при обращении к ней взглядывает на собеседника. Мимика адекватна. Обильно жестикулирует в подкрепление своих слов. Речь бессвязна, но отдельные фрагменты ее осмысленны. Правильно начиная отвечать на вопрос, тотчас отвлекается на другие темы, выражающие заботы о детях, о разных домашних делах, о записи в колхоз. Раз, начавши говорить, больная продолжает безостановочно бессвязную речь. Ориентировка во времени и месте не точна: она находится в больнице, но не знает в какой, сейчас быть может май месяц, но у них в деревне считают, что теперь первая неделя поста. Свою тревожность больная объясняет раздумьями о вступлении в колхоз, но так как от колхоза она отказалась, то не знает, почему у нее тревога, быть может потому, что начинается война, но в газетах об этом не писали.

В течение следующих 3-х недель состояние больной остается почти без перемен. Б-ная спонтанно много бессвязно говорит, часты упоминания о том, что она «должна записаться», «описывали плуги и хозяйство», «отбирали у кого — что», о том «что с Москвы приезжали и говорили, что нужно собирать золу» (утиль). «Я помню, как у нас бушевали из-за церкви» и т.п., из тем деревенской злобы дня. Б-ная в чем-то оправдывается: «Я неграмотная и ничего не знаю, я тогда больная была тифом», «я ничего не знаю, в кооперативе не состою, а продналог плачу понемногу, все сполна», «мы женщины все не в состоятельном разуме», «церкви закрыли, потому что аборты делают, а я не делала» и пр. Желает доказать свою правоту в каком-то особенном суде: «Я все возьму своим судом, я не у вас на суд назначена, а своим комитетом», но тут же добавляет: «Они у меня требуют лен, а где я возьму?». Высказывает также нелепые, нестойкие ипохондрические идеи: она потеряла здоровье, «потому что ест корки сухие, ободрала все в середине и теперь харкает кровью». Ориентировка во времени и месте все еще расстроена, б-ная теперь считает, что находится в детском приюте или яслях, персонал считает «переодетыми врачами», членов врачебной конференции — выборными лицами, думает, что идет вторая неделя поста, ей 34 года, про ординатора говорит: «Может быть, врач, может быть, фельдшер, может быть, хозяин». Иногда довольно значительное двигательное возбуждение, оживленно ходит, размахивая руками, плохо спит и ест. Временами сидит неподвижно, молча, озираясь по сторонам. Выражение лица постоянно тревожно-растерянное, часто принимается плакать, говоря иногда: «Это совесть моя плачет». На тему о колхозах, при настойчивых вопросах, говорит: «Все мы хозяева, как это можно всех вместе соединить? В деревне у нас не поняли, что такой за коллектив, трактором у нас нельзя работать, у нас коллектив несостоятелен». В колхоз она не вступала, и голоса ее не лишали, но дети ее приходили и рассказывали, что лишают то одного, то другого. Сама она, по ее словам, не боялась, что голоса ее лишат.

По сообщению мужа больной, за пять недель до поступления в больницу больная стала высказывать опасения, что у нее отберут детей и всех «сгонят» в коллектив, часто плакала, была беспокойной и агрессивной, ругалась с родными, разбила в избе окна, вовсе не спала и беспрерывно бессвязно говорила, главным образом, на тему о коллективизации.

Спустя 3 недели после начала заболевания у больной было в течение нескольких дней гриппозное состояние. Была высокая температура, сильно болела голова; больная лежала, лечилась домашними способами, прикладывала капусту к голове.

До этого она была здоровой женщиной, по характеру горячей, вспыльчивой.

В 1919/20 г. у нее было психическое заболевание после тифа, обошедшееся в несколько недель.

Д: реактивно-психотический симптомокомплекс с довольно выраженным аментивным состоянием, усиленным, по-видимому, гриппом с понижением нервно-психической сопротивляемости на инфекционно-интоксикационные моменты.

Наблюдение IV. П-а А., 54 лет, крестьянка, поступила в больницу Медсантруд в Москве 23 февраля 1930 г.

Б-ная среднего роста, астенического телосложения, физически слаба, истощена. Правый зрачок правильной формы, реакция на свет вяловатая, левый — неподвижен, помутнение роговицы. Коленные рефлексы живые. Половой жизнью не жила. Менструации не ходят уже 4 года.

Вяла, малоподвижна, очень тревожна, растеряна. На вопросы едва отвечает, ориентировка недостаточная. Дает о себе кое-какие сведения, но рассказывает их путанно. Говорит, что у нее ничего не болит, жалуется только на слабость. От пищи отказывается, плохо спит.

Объективный анамнез и наследственность. Душевных болезней в роду не было. Отец умер 65 лет, по характеру был добрый, веселый, общительный. Мать умерла после родов, о характере ее родные больной не могли сообщить. В семье было 9 человек. Одна сестра умерла 30 лет от туберкулеза, другая умерла от какой-то инфекционной болезни. В живых 4 брата и 3 сестры. Два брата ослепли: один — с 57 и другой— с 55 лет. Братья больной все «нервные», по характеру мягкие, общительные, веселые, но подозрительные и мнительные, один из них очень вспыльчив, две сестры — девицы «нервные», вспыльчивые. Наша больная родилась в срок, развивалась правильно, училась хорошо. Самостоятельно стала работать с 30 лет. В течение 5 лет заведывала хозяйством в яслях для детей погорельцев, учрежденных кн. Трубецкой (в царское время). Затем 4 года работала преподавательницей рукоделия. В дальнейшем прирабатывала шитьем.

Во время революции работала заведующей детдомом. Сейчас она живет вместе с 2 сестрами, имеет свой домик и огород, из скотины — 1 корову, земли не имеет.

По характеру мягкая, добрая, веселая, энергичная, общительная, мнительная, тревожная. С 30-ти лет у больной начались сердечные припадки: ее лихорадило, ей казалось, что она умирает; после приема валериановых капель все это проходило; припадки эти случались всегда в час ночи; постепенно они прекратились.

Около 3-х месяцев до поступления в больницу, недалеко от их дома, в доме священника, у которого она была в тот момент, случился пожар. Она была сильно взволнована, волновалась и в следующие дни, стала раздражительной, возобновились сердечные припадки. Врачи говорили, что у нее «невроз сердца». Вскоре вызвали ее в милицию, где допрашивали ее, обвиняли в том, что она совместно со священником совершила умышленно поджог с целью получения страховки. Это на нее сильно подействовало, она стала тревожней, высказывала опасения, что ее арестуют, осудят за поджог. На самом деле формально обвинения больной никакого предъявлено не было, священник же получил страховку и уехал в Москву.

За месяц до поступления в больницу в районе началась коллективизация. Слухи и разговоры в связи с этим сильно действовали на больную. Несмотря на то, что семью больной считали бедняцкой, и отношение к ней со стороны бедняков и середняков было благожелательное, она усматривала из указаний учителей школы, что она живет на барской земле, возможность ее выселения в деревню, отобрания дома и пр. Семья больной вступила в коллектив, и в связи с этим у больной взяли ее корову, к которой она была очень привязана. Лишение любимой коровы ее потрясло, она стала очень тревожной, раздражительной, плаксивой. Ей казалось, что ее должны арестовать, все отобрать и пр. Она стала испытывать различные страхи, говорила, что она удавится или отравится. Несколько раз у нее отбирали веревку. Все время была в тоскливом настроении, не спала, отказывалась от пищи. В связи с состоянием больной родственники ее решили повезти ее для лечения в Москву. По дороге, когда провожавшие куда-то вышли, больная выпила уксусной эссенции; с вокзала была доставлена в б-цу Медсантруд, откуда она была направлена 5/III Н.П. Бруханским в б-цу им. Кащенко, где она и находится по настоящее время (22/IVc/г.). В б-це им. Кащенко она отказывается от пищи. Попытки кормления ее через зонд не удаются вследствие кровотечения. Больной делают вливания физиологического раствора и солевые клизмы первые три недели. Все время очень тревожна и тосклива, ночью кричит, боится, что «ее увезут на мучения», в чем-то себя винит.

Беспокойна, куда то все стремится идти. Высказывает бредовые идеи преследования, греховности, ущерба. Говорит: «Все погибло».

С 29/III стала спокойнее, состояние улучшилось, хорошо ест, правильно отвечает на вопросы. Сообщает о своих сновидениях; ей снится ее «Буренушка», она приходит к ней и говорит: «На кого ты меня оставила».

Д: реактивно-психотический симптомокомплекс на фоне пресениума.

Наблюдение V. Тва Ф.И., 60 лет, крестьянка, неграмотная, доставлена зятем 23/III — 30 г.

Неподвижно сидит, выпрямившись на скамейки с застывшим тревожно-растерянным выражением, которое ни при каких обстоятельствах и в дальнейшем не меняется. На вопросы отвечает только при настойчивом опросе, или вовсе не отвечает, никак не реагируя, или же поднимая руку и проводя ею по губам.

Дезориентирована во времени и месте, считает, что находится в тюрьме, врача принимает за одного коммуниста из ее деревни, «только у того борода другая», но наряду с этим просит «дать ей покой», дать ей лекарства, чтобы она могла уснуть. Очень беспокойна временами, вскакивает часто с кровати, набрасывается на окружающих, цинично ругается, вопит диким голосом, отказывается от пищи и ест только с принуждением. Высказывает идеи ущерба, преследования. Ее должны расстрелять. Она часто бродит, испуганно озираясь по сторонам и говоря: «Что мне делать, куда деваться, отправьте меня куда-нибудь, я всех боюсь». Слышит голоса своих детей в шуме голосов других больных. Часто стоит в углу, прислушиваясь к ним. Ей кажется, что в подвале мучают ее детей, рубят им пальцы, а когда ложится спать и закрывает глаза, то отчетливо видит, как их вытаскивают из подвала, слышит их стоны. Аффективной подвижности не обнаруживает даже при свидании с родными. К пребыванию в больнице относится безучастно: «Как хотите, хоть домой поеду, хоть здесь оставаться».

В течение трех недель состояние больной, постепенно, медленно улучшается, она ориентируется во времени и месте, сознает себя больной. «У нее помешалось в голове», — говорит она, от кино, которое она видела до болезни у себя на селе; теперь же она чувствует себя лучше, только вечерами у нее тревожное состояние; ей кажется, что сейчас война, хотя она знает, что никакой войны нет, точно также беспокоят ее мысли о том, что мучают ее детей, но стонов их она больше не слышит. Спит и ест хорошо.

За три месяца до поступления в б-цу, больная в течение 2 месяцев много говорила, спорила дома и на собраниях, где 2,5 месяцев много говорила, спорила дома и на собраниях, о вступлении в колхоз. Записываться в колхоз боялась потому, что в ее семье вовсе нет работоспособных, и землю обрабатывали родственники, поэтому, по ее мнению, в колхозе не стали бы ничего выдавать и им пришлось бы голодать. Запись в колхоз по настояниям зятя все же была сделана, но б-ная продолжала тревожиться о том, «что с ними теперь станет». За неделю до поступления в больницу, б-ная была на антирелигиозном спектакле, сильно ее взволновавшем: после этого стала спрашивать, как будут наказаны безбожники, боялась, что ее кто-то отравит и советовала зятю опасаться того же. Неожиданно для окружающих собралась в Смоленск говеть, по дороге пришла в очень возбужденное состояние, плакала, просила родных защитить ее, смеялась. По словам родственников, до настоящего заболевания была совершенно здоровой.

Д: реактивно-психотический симптомокомплекс у пресенильной.

Наблюдение VI. У-в Т.Е., 47 лет, крестьянин, раньше бухгалтер.

Доставлен 18/XI — 1929 г. милицией связанным, в состоянии резкого возбуждения. Лицо бледное, большой синяк под левым глазом, справа под лопаткой опухоль (перелом X ребра), на локтях и коленях ссадины. На вопросы отвечает бессвязным набором слов: «Вилка на вилке, тарелки». Считает, что его привезли в полк, но тут же обращается к врачу: «Защитите, доктор». Физическому исследованию сопротивляется. В отделении очень беспокоен, сопротивляется уходу, вертит и размахивает руками, кричит, на вопросы не отвечает. В течение недели состояние больно улучшается, проясняется, он доступнее, общительнее. Он думает, что находится в больнице второй день, считает, что его должны расстрелять, что на него направлена какая-то электрическая машина. Жалуется на боль в груди. Настойчиво просит о выписке. Раздражителен.

Спустя 2 недели вполне сознателен, ориентирован, спокоен, несколько раздражителен и слабодушен.

9/ХII выписан в хорошем состоянии.

Настоящее заболевание началось за 2 недели до поступления в больницу после обложения его хозяйства, как зажиточного, большим налогом. Больной был сильно возбужден, много волновался, спорил по этому поводу, писал заявления бессмысленного содержания в сельсовет.

2-го ноября он на собрании вступил в спор с представителем, проводившим собрание, говорил и вел себя крайне вызывающе и был поэтому арестован.

После 18 часов пребывания под арестом он был освобожден. После этого стал еще сильнее волноваться, писал заявления, много говорил, плохо спал и плохо ел. Ходил в РИК, где спорил о налоге, шумел, требовал бумаги, повздорил с должностным лицом. Оттуда был привезен связанным в Гжатскую милицию, откуда через два дня был направлен в Смоленскую психиатрическую больницу.

В роду душевнобольных не было. Никаких инфекций, кроме воспаления легких, у больного не было. Всегда он был физически слабым, часто жаловался на головную боль. По характеру — замкнутый, терпеливый, но вспыльчивый. После окончания школы занимался счетоводно-бухгалтерским трудом; последние 11 лет крестьянствовал.

Женат с 33 лет, детей не имеет, у жены выкидышей не было.

В 1906 году лежал в Центральном приемном покое в Москве, и в 1909 году в б-це им. Кащенко по поводу гипоманиакального состояния, обошедшегося в течение недели. (Диагноз в б-це Кащенко: маниакально-депрессивный психоз.)

Д: реактивно-психотический симптомокомплекс у циркулярного.

Наблюдение VII. Б-ий П.О., 40 лет, белорус, дворянин по происхождению, крестьянин по занятию, поступил в клиническое отделение 19/I — 30 г.

Больной сидит с широко раскрытыми глазами, с взглядом, устремленным в одну точку. Иногда устало и как бы досадливо закрывает глаза, временами же прямо взглядывает на собеседника. Мимика живая, выражение лица растерянное, подавленно-тоскливое. Вздыхает, проглатывает что-то, хватается за сердце. Порывистые неожиданные движения. На вопросы не отвечает, молчит. Предложения открыть рот или подать руку не выполняет. Подробному физическому исследованию сопротивляется. Телосложение астеническое, рост выше среднего. Правая глазная щель шире левой. Правый зрачок больше левого. Реакция на свет живая. Шейные лимфатические железы увеличены. Р. Вассермана в крови отрицательная.

В течение следующих 4–5 недель больной остается малодоступным. Большею частью лежит на койке. Когда подходишь к нему, закрывается в одеяло с головой. На заданные вопросы отвечает мимо: «Корова, лошадь, пашня, изба… вы от меня хотите…» и др. или вовсе не отвечает. Ночью иногда встает, бродит; как-то пытался биться головой об стену. Несмотря на это, больной не лишен контакта с окружающим. Он постоянно следит глазами за тем, что происходит в отделении и соответственно мимически адекватно реагирует, хорошо улыбается. Если окликнуть его, он не реагирует, но если взять его за руку, то он вздрагивает, взглядывает широко раскрытыми глазами и, быстро вырывая руку, говорит: «Что вы хотите со мною сделать?».

В дальнейшем состояние больного постепенно улучшается. Он становится доступнее, жалуется только на боль в боку и кашель. Дает себя осмотреть, но от измерения температуры и лекарства отказывается. Умственный кругозор ограничен. Мало формальных знаний.

20.VIII выписан.

Настоящее заболевание началось за две недели до поступления в больницу, после обложения его индивидуальным налогом и трудгужналогом. Больной стал очень угрюм, перестал разговаривать, прятался от людей, был рассеян, растерян: придет к брату и стоит в дверях, зачем пришел не знает. Последние 4 дня вовсе не отвечал на вопросы.

Бабка по матери страдала «падучей болезнью» и была «помешанной». Мать больного страдала «эпилептиформными припадками, но без потери сознания», по характеру нервная, раздражительная. Отец умер от кровоизлияния в мозг, болел сердечными припадками. Брат отца был душевнобольным, умер от туберкулеза легких.

Братья и сестры больного все «нервные», раздражительные.

Больной родился в срок, развивался правильно. В младенческом возрасте страдал «родимчиком». О других детских болезнях родственники ничего не могли сообщить. Был очень раздражителен, капризен, часто случались припадки при обиде или побоях: посинеет, задрожит, упадет.

Учился плохо, остался малограмотным. Когда больному было 12 лет, пастух деревни, где жил больной, сильно поколотил его и после этого он стал жаловаться на головные боли и боль под ложечкой. По характеру всегда был угрюмый, раздражительный, в работе прилежный. Занимался хлебопашеством, по званию, однако, будучи дворянином.

Когда больному было 20 лет, он заболел психически, появилось угнетенное состояние, был беспокоен, говорил, что он погибнет. Были какие то страхи. Находился в Гедеоновке две недели, у него был угнетенный вид, выражение лица было тоскливое, стонал, глубоко вздыхал, вздрагивал. На вопросы не отвечал. Осмотру сопротивлялся, плохо ел, отказывался от пищи, большею частью лежал в постели и временами вздрагивал. Не узнавал родных, высказывал опасения, что никогда не выйдет из больницы, говорил, что он находится в аду. К концу пребывания в больнице стал спокойнее, хорошо ел и спал, правильно отвечал на вопросы. 22-х лет был призван в армию, на военной службе разбил кому-то голову котелком, был помещен в психиатрическую больницу и по-видимому освобожден от военной службы. В Германскую войну был мобилизован, и снова по какой-то причине попал в психиатрическую больницу и также был освобожден. В 1919 году, после пожара, снова заболел, находился в Гедеоновке две недели с теми же явлениями, что и прежде, выписан с улучшением.

Д: реактивное заболевание у конституционально-недостаточного, склонного к реактивным сдвигам.

Наблюдение VIII. Б-о Ю.А., 35 лет, полька, крестьянка. Привезена мужем 28/I — 30 г.

Сидит спокойно с тревожно-тоскливым выражением лица, мимика угнетенная, жесты бедны, стонет, говорит слабым голосом. Жалуется, что у нее «болит душа, лекарства дома дают неаккуратно». На вопрос, какой день, обращается к мужу и растерянно спрашивает его о дне. Выше среднего роста, выглядит моложе своих лет. Дает о себе правильные сведения. Держится в стороне от других, бродит с растерянным, тревожным выражением, стереотипно повторяя «боже мой, боже мой». Врачу говорит, что «она боится, что ее будут казнить, погубят детей, все хозяйство разорят». На другой день, на свидании с мужем разговаривала правильно, расспрашивала о детях, просила взять ее домой. Выписана по настоянию мужа.

Заболела за день до поступления в больницу после того, как узнала, что ее лишили голоса и не приняли в коллектив. Известием этим была поражена, много волновалась, была возбуждена.

12 февраля б-ная снова доставлена мужем, так как дома все время была очень беспокойна, побила окна в доме, ничего не хотела делать, очень много спала.

Сидит неподвижно с закрытыми глазами, на вопросы не отвечает. При попытке перевести ее на другое место, уложить в постель сопротивляется. С принуждением приходится ее одевать и раздевать. От пищи отказывается, не удается ее накормить и насильно. Однако, в присутствии родственников, ест с жадностью принесенные ими продукты, с ними разговаривает, жалуется им, что здесь ее не кормят.

В следующую неделю несколько доступнее. Большею частью лежит с закрытыми глазами. На предложение открыть глаза сначала начинает усиленно мигать, а затем уже их открывает. Сама в разговор не вступает, на некоторые вопросы дает односложные ответы, говорит, не разжимая зубов, заявляя «не могу, не открываются». На вопрос о том, что ее мучит, говорит: «Скорее бы конец». Ест только с рук врача.

В дальнейшем становится несколько живее. Изредка садится на скамью, но в разговор не вступает, ест сама, хорошо спит. Держится вдали от всех. Часто стоит подолгу в застывшей позе у выходной двери, пытается уйти. На вопросы отвечает монотонно, едва слышным голосом. Движения медленные, мимика вялая. Ориентирована во времени и месте. Больная знает, что находится в психиатрической больнице и беседует с врачом. Говорит не связно, высказывает различные бредовые идеи. «Дом этот волшебный, кто-то здесь кружит ей голову, кто это делает? Она боится, что ее «посадят в ванну набитую шерстью, которую ей опять придется глотать». В посуде «что-то необыкновенное» и поэтому она плохо ест. Просит отпустить домой, так как здесь про нее говорят что-то нехорошее. Если бы была у нее одежда, она пошла бы домой пешком. При этом больная начинает плакать, спрашивает, когда она заболела. Ее тут «попортили», гулять не пускают. На прогулке несколько раз пыталась уйти. В последнюю неделю стала снова очень вялой и малоподвижной; почти ничего не говорила, а только шевелила губами, со слезами на глазах спрашивала: «За что меня здесь держат и томят?»

24/Ш выписана по настоянию родных без улучшения.

Д: провоцированные реакции у шизофренички.

Своеобразие клинической картины этих реактивных состояний и напластываний определяется тем, что на фоне внутренне напряженного беспокойства мы наблюдаем необычную по своей интенсивности, объему и характеру растерянность и тревожность в сочетании (пожалуй, как следствие указанных только что моментов) с неотчетливой смутной ориентировкой и оглушенностью, неясностью сознания, достигающей степени какой-то прострации, иногда с характером аментивной бессвязности или шизофреноподобной разорванности, а также резкой заторможенностью или психомоторным возбуждением особенно в начале заболеваний, формально импонирующими, как кататоническая скованность или возбуждение, задержки, эмоциональная тупость и т.п., прерываемые полной ясностью, доступностью и адекватностью реакций. На этом фоне — лабильные, непрочные параноидные образования и часто тенденции к идеям виновности. Обращает внимание, что в клинической картине мы не встречаем «истерического», ганзеровских, симулоидных, псевдодементных реакций и т.п., обычных при других реактивных состояниях (заисключением VIII сл., где уже имелся проторенный путь). Здесь акцент поставленне на гипобулике, а дело идет о диасхизисе корковых процессов, того единства противоречий, того движущегося равновесия, которые имеются при нормальных условиях в результате и торможения и возбуждения коры. Течение здесь более длительно, начало и окончание менее отграничено и отчетливо.

Нам думается, что своеобразие описанной нами клинической картины реактивных заболеваний этой категории не случайно. Оно определяется той весьма сложной ситуацией, которую мы имели в деревне в моменты наиболее острой классовой борьбы, в моменты усиления ведущей роли социалистической индустрии в отношении деревни. Кулак, в отношении которого осуществляется задача лишения его средств производства и земли, а также изоляция его в широком и узком смысле этого слова, несмотря на ожесточенное сопротивление, которое он оказывает, поставлен перед неумолимой волей, перед «настойчивостью и последовательностью, на которую только способны большевики» (Сталин). Отсюда в ряде случаев полная растерянность и беспомощность, которые психологически понятны в патогенезе и патопластике клинической картины реактивных состояний, развившихся у лиц с не достаточными сознательно-целесообразными защитными механизмами, посредством которых они могли бы приспособиться к гнетущей их действительности.

Психологически как будто менее понятны те случаи, в которых реактивные вспышки наблюдались у середняков и у бедняков. Центральной и здесь является та чрезвычайная сложность переживаемого периода, огромное количество непрестанно действующих раздражений, поражающих неожиданностью и новизной и усугубляемых тем «головокружением от успехов», которое привело на местах к искажению генеральной линии партии и усилили колебания середняков, которые свойственны им благодаря двойственности их природы, наличию капиталистических и социалистических элементов, и которые выступили значительно резче в переживаемый период ломки и переделывания вековых устоев крестьянского хозяйства. «В чем состоит корень ошибок в крестьянском вопросе?» — ставил вопрос Сталин, и отвечал: «В неправильном подходе к середняку. В допущении насилия в области хозяйственных отношений с середняком. В забвении того, что хозяйственная смычка с середняцкими массами должна строиться не на основе насильственных мер, а на основе соглашения с середняком, на основе союза с середняком. Забвение того, что основой колхозного движения в данный момент, является союз рабочего класса и бедноты с середняком против капитализма вообще, против кулачества в особенности».

Сложность ситуации, мелко-индивидуалистическое бытие и связанные с ним, воспитанные в поколениях традиции, недостаточная политическая подготовленность отсталых слоев деревни, промахи и ошибки, на которые указал Сталин, а так же та бешеная «борьба» за середняка, которую ведет кулак — в ряде случаев создавали чрезвычайно сгущенную атмосферу и обусловливали ту аффективную напряженность, то аффективное сгущение, которое на высоте у лиц с пониженной нервно-психической сопротивляемостью, под влиянием часто уже незначительного повода, привело к реактивным вспышкам и определило ту растерянность, тревожность и т.д., которые мы отметили в клинической картине.

Характерно здесь именно то, что растерянность и тревожность и сочетающиеся с ними, вернее, обусловленные ими, симптомы, доминируют в картине состояния, а не страх. В этом отношении представляет большой интерес один случай, где арест одной кулачки произошел тогда, когда реактивное заболевание уже намечалось. Последующее уведомление ее о том, что дело прекращено, не имело никакого значения на течение бывшей у нее реактивной вспышки.

¹ Среди них 4 чел. под наблюдением Н.П. Бруханского в Москве, из них 2 из Московской области.

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®